Южный Урал, № 1 - Головин Анатолий Дмитриевич (бесплатные книги полный формат TXT) 📗
«Хорошее дело поднял Иванов, — думал Брага. — Много пользы оно даст стране, если взяться по-настоящему, подхватить как следует».
Стройный, высокий, красивый парень Брага. Светится живым умом его лицо, загораются в разговоре большие карие глаза, и ещё больше румянятся щёки.
«Почему, однако, почин Иванова должны подхватывать только технологи и конструкторы, — думал он. — Разве мы, нормировщики, не можем помочь отстающим выполнить нормы? Можем!».
Человек дела тем и отличается от болтуна или фантазёра, что приводит свои замыслы в жизнь.
Владимир Брага — человек дела. Он взял список рабочих, не выполняющих нормы выработки, и стал его просматривать.
Строчка за строчкой, одна за другой проходили фамилии, и вдруг взгляд его остановился на Гущине. Гущин работал на том же револьверном станке, на котором в своё время начинал свою трудовую жизнь Владимир. Это было интересно, и Брага остановил свой выбор на Гущине.
Брага долго наблюдал работу Павла. Двадцатидвухлетний консультант изучал работу семнадцатилетнего подшефного.
Павел, обтачивая кронштейн толкателя, чувствовал на себе взгляд нормировщика, пыхтел, тёр ладонью нос, щёки, старался, но к норме подойти не мог. Работа шла медленно и, кроме того, то и дело нужно было бежать в заточное отделение. Заточенный под острым углом резец часто садился.
— С инструментом неладно, — решил шеф.
Он взял технологическую карту обработки детали и осмотрел резец. Индекс резца совпадал с техническим процессом. «Всё правильно!». А вместе с тем резец был явно плох — он часто садился.
В бытность свою токарем Владимир не раз сталкивался с подобными явлениями. Резцы и тогда выдавались согласно технологическому процессу. Это, как и в данном случае, были стандартные резцы. Ими можно было обрабатывать не одну, а много различных деталей машины. Изготовленные по одному чертежу, эти резцы на одних деталях были очень хороши, на других хуже, на третьих совсем плохи. Владимир тогда перетачивал их, меняя угол заточки. Даже мастер не мог так подобрать нужный, наиболее оптимальный угол, как это делал для себя Владимир. Молодой токарь был наблюдателен, настойчив и смекалист.
«Что если и теперь переточить резец?» — подумал Брага. Он сходил в заточное отделение и попросил заточить резец под более тупым углом.
Несколько раз перетачивался резец. Брага терпеливо подбирал нужный угол заточки.
После последней переточки Владимир отдал Гущину резец и сказал:
— На. Точи смело!
Радостный, взволнованный Павел точил, а резец всё стоял и стоял, не тупясь. К концу дня он впервые — понимаете, впервые! — выполнил норму. Шестьдесят штук обточенных деталей — шестьдесят, как одна, — лежали перед ним.
Дотрагиваясь пальцами до каждой детали, Павлик ещё раз внимательно пересчитал их и облегчённо вздохнул: всё правильно, норма выполнена!
Это очень хорошо, если норма выполнена — совсем другое самочувствие! Значит, не он, Павлик, плох, а резец был неправильно заточён. Это уж другое дело.
Брага ушёл с участка тоже довольный. Его подшефный стал выполнять норму. Но это было только начало. На завтра Брага подошёл к станку и, уже как старый приятель, сказал:
— А что, Павло, если увеличить подачу?.
— Не выйдет! — безапелляционно ответил Гущин.
— А всё же… — Брага увеличил подачу. Заточенный под нужным углом резец стоял. Деталь, вместо восьми минут, стала обтачиваться за три с половиной — четыре минуты.
Таких результатов не ожидал даже шеф, а подшефный Павел Гущин был в восторге.
— Тогда выходит, Володя, другое дело, — сказал он Браге. — Тогда я попробую довоенную дать. Тогда, само собой, иначе… тогда… — Гущин засуетился, кинулся за заготовками и начал быстро устанавливать деталь на станок. Это был день появления в цехе нового стахановца, нового передового рабочего.
Восемьдесят деталей в смену снимали со станка до войны. Павел Гущин сделал девяносто штук. Это был знаменательный для Гущина день.
Последователь Иванова, комсомолец нормировщик т. Брага тихо и незаметно сделал большое дело: помог производству и помог человеку.
Штуками, процентами, нормочасами можно измерить рост производительности токаря Гущина.
А чем, какими единицами измерить радость рабочего-юноши, который, благодаря Браге, стал чувствовать себя полноценным человеком, вновь обрёл веру в свои силы, твёрдо стал на путь той большой интересной жизни, которая как бы начинала от него отдаляться?
Нормировщика Брагу токарь Гущин называет просто «Володей», и в тоне, каким он произносит это имя, слышится очень много искреннего уважения и воистину трогательной, большой человеческой теплоты.
Кировский завод.
В. Савин
СТАРЫЙ МАСТЕР
Рассказ
К встрече с директором Яков Андронович подготовился заранее и ему представлялась примерно такая сцена.
Директор возьмёт заявление, прочтёт, откинется на спинку кресла, закурит и скажет, пуская струйку дыма к лепному потолку:
— Почему, Яков Андронович, вы решили покинуть свой завод? На заводе вас ценят, уважают, у вас учится молодёжь, министр наградил значком «Отличник социалистического соревнования». Почему бы вам ещё не поработать с нами годик — два? Мы выполняем послевоенную сталинскую пятилетку. Нам хорошие мастера нужны позарез.
— Всё это я знаю, товарищ директор, — ответит он на это. — Мне самому неохота расставаться с заводом, привык. Как никак, больше полвека провёл здесь, в этих цехах. Завод стал моим вторым домом… Но пора, как говорится, старым костям на покой. Я уже давно состою на государственной пенсии, мне давно бы лежать на печке, да всё было недосуг. Во время войны, сами знаете, не до отдыха было. Я тогда знал, что стою на фронтовой вахте, помогаю Родине своим трудом.
Теперь иное дело. Оно бы и ещё поработал маленько, да вот вернулся из армии сын-майор, поступил на хорошую работу и говорит мне: «Ну, папаша, хватит тебе трудиться. Честно и добросовестно поработал ты на благо социалистической Родины. Теперь пора пожить остаток лет в своё собственное удовольствие. Полезай на печку, грей бороду на солнышке, по выходным дням будем с тобой рыбачить, ездить на охоту, собирать грибы, ягоды».
Сын, конечно, говорит правильно. Завод, он может быть ещё тысячу лет будет жить, а мой век уже кончается. Так что, товарищ директор, подпишите мне расчёт.
Директор покрутит-повертит в руках заявление Чуваткина и скажет:
— Хорошо, Яков Андронович, я согласен дать вам расчёт, только надо чуточку повременить. Поработаете месяц — два, пусть ваши ученики сдадут техэкзамен, получат разряды и тогда — отдыхайте.
Маневр директора известен. Оставит на месяц — два, а там, глядишь, старика захлестнёт работой… Но нет, Чуваткина больше не уговоришь, не умаслишь. Хватит, хватит! Пора старым костям на покой…
В действительности, однако, получилось совершенно иначе. Только Чуваткин переступил порог директорского кабинета, как директор встал, пожал руку старому мастеру и сказал:
— Чувствую, Яков Андронович, зачем вы пришли. Мне уже звонил начальник цеха. Очень и очень благодарю за многолетний ваш труд. Желаю хорошего отдыха, вы его вполне заслужили. Может на курорт поедете? Путёвку вам обеспечим. О производстве вам беспокоиться нечего — прекрасную смену себе подготовили. Спасибо вам, от всего коллектива спасибо. Что ж, давайте ваше заявление, Яков Андронович.
И подписал, расчеркнулся от широкой души на поллиста.
Дальше пошло как по маслу. Обходной лист без запинки прошёл через руки начальника цеха, начальника смены, кладовщика, инструментальщика. В завкоме попросили оставаться почётным членом профсоюза, посещать рабочие собрания, пленумы комитета. В заводской библиотеке миловидная девушка, подписав обходной лист, сказала:
— Если вам, Яков Андронович, понадобятся какие книжки, приходите в любое время, мы вам подберём, отложим.
